http://bratishka.ru/archiv/2003/4/2003_4_9.php

Имеются сведения о награждении золотой медалью еще одного кабардинца, Измаил-бея Атажукина. Участвуя в осаде Очакова в 1788 году, секунд-майор армии Измаил-бей Атажукин был представлен за храбрость самим Потемкиным к награде, «убранной каменьями», то есть украшенной бриллиантами. Текст на медали, как и сама награда, нам не известен. В дальнейшем Измаил-бей Атажукин участвовал в штурме Измаила в 1790 году, был награжден орденом св. Георгия IV степени. Его родственник, премьер-майор армии Атажуко Хамурзин, служивший в Донском войске, был отмечен золотой, украшенной бриллиантами именной медалью за отличие при Мачине в 1791 году.
По некоторым сведениям, еще раньше, в 70-е годы XVIII столетия, золотой медалью и титулом князя Черкасского-Кончокина был награжден владелец Малой Кабарды, депутат Уложенной комиссии Каргоко-Кончокин за то, что со своими подданными переселился на левый берег Терека, усилив этим приграничный кордон. Тогда же Каргоко крестился, стал Андреем Ивановичем, получил чин подполковника. Какой именно медалью он при этом был отмечен, неизвестно.

Валерий ДУРОВ

Измаил-бей принадлежал к фамилии князей Атажукиных. Князья Атажукины из всех кабардинских князей, без сомнения, оставили самый большой след в истории Кабарды. Измаил-бей, по исследованиям Рашида Туганова, родился примерно в 1745-1749 годах, предположительно в 1760 году попал в Россию. В 1788 году Измаил-бею было присуждено звание премьер-майор и он был. награжден медалью с каменьями за штурм крепости Очаков. Он участвовал в войне со Швецией. В 1790 году за штурм крепости Измаил он получил орден Св. Георгия 4-й степени. В 1794-м вернулся в Кабарду, возможно, тогда и женился. В том же году за деятельность против российских властей он был отправлен в ссылку с родным братом Адильгиреем и князем Атажуко Хамурзиным. Измаил-бей был прощен примерно в 1801 году, а в 1803-м ему было присвоено звание полковник и при отправлении домой в Кабарду выделено 5000 рублей. В 1805 году его жалование составляло 3000 рублей…

граф Потемкин-Таврический в 1789 году назвал его храбрейшим наездником. П.Г.Бутков считал его “просвещеннейшим из всех его земляков”. Доктор Стегман говорил, что Измаил-бей знает русский и французский, ростом он высок и красив. Известно, что он знал еще арабский…

“Генеалогия Северного Кавказа” (Материалы I научно-практической конференции “Генеалогия СевероКавказских Просветителей” выпуск 2/2002)

http://www.adigam.com/page.php?id=979

Автор: Р.К. Кармов

 

Измаил-Бей   Атажукин  (1750?-1811?)

Будучи подростком,  Атажукин , по его словам, «повинуясь власти родителя», отправился в Петербург, где был определен в военное учебное заведение.

Начиная с 80-х г.  Атажукин  принимал активное участие в военно-политических событиях России и Кабарды. В 1787-1791 гг. участвовал в русско-турецкой войне. В 1788 г. он при дворе князя Г. А. Потемкина-Таврического, а в конце этого же года участвует в штурме турецкой крепости Очаков. За боевые заслуги произведен из секунд-майора в премьер-майоры, блестяще аттестован в рекомендательном письме Потемкина Екатерине II, представлен к награждению «убранной каменьями медалью». В 1790 г., участвуя мо взятии крепости Измаил, обратил на себя внимание А. В. Суворова, особо отметившего его «за храбрость и усердие». Через год он участвует в переговорах по заключению Ясского мирного договора, окончательно закрепившего Кабарду за Россией.В 1794 г.  Атажукин  был направлен в Кабарду с особым поручением по управлению горцами. Однако вскоре за причастность к вспыхнувшему здесь антиколониальному движению вместе с братом Адыль-Гиреем и майором Атажуко Хамурзиным был выслан в Екатеринославль (ныне Днепропетровск). В 1801 г., после смерти Павла I и последовавшей затем амнистии, он обратился к Александру I с просьбой о возвращении на родину и об использовании его с «пользой для народа». Просьба была удовлетворена, но сначала ему было предписано явиться в Петербург. Здесь он был произведен в полковники, ему прочили командование формирующимся к тому времени кабардинским гвардейским эскадроном. Оставаясь в столице еще два года,  Атажукин  представил в министерство внутренних дел «Записку» по делам кабардинского народа. К 1804 г., когда создание кабардинского эскадрона не состоялось,  Атажукин  вернулся на Кавказ. Здесь он был зачислен на службу на Кавказскую линию (система военных укреплений по Тереку и от Моздока к Азову, на границе с горскими народами Северного Кавказа), поселился в Георгиевске, тогдашнем военно-административном центре Кавказской губернии

 

Полковник Измаил Атажуков,-пишет И. П. Дельпоцо,-служил в русской армии и был послан вместе с тем в Екате-ринослав; после этого долго жил в Петербурге; пожалован кавалером ордена святого великомученника Георгия 4-го класса и брильянтовой медалью; говорит и пишет по-российски и по-французски и имеет жалованья 300 руб. Получивши столь много милостей, как бы надлежало мыслить о нем? Правда, что он живет в Георгиевске, но в прочем все напротив: он жену свою держит в Кабарде, сына родного, который имеет 10 лет от роду, отдал на воспитание одному своему узденю... Когда едет в Кабарду, снимает с себя крест, медаль и темляк: положит в карман». «В Моздоке, - свидетельствует доктор медицины Л. Р. Стегман, - я познакомился с кабардинским князем  Измаил-беем . Он полковник в российской службе, кавалер георгиевского ордена. Приверженность его к своему отечеству... нимало не изменилась в течение долговременного отсутствия; он состоит в тесном с оным сообщении. Жена его и сын живут там, последний воспитывается у одного кабардинского дворянина. Он говорит по-русски и по-французски, ростом высок, красив собою и обходится как образованный светский человек».

http://www.kbrlife.ru/lyudi/477-izmail-bejj-atazhukin-1750-1811.html 

 

«ИЗМАИЛ-БЕЙ» (1832), по определению Л., «восточная повесть», самая большая по объему и самая значит. из его ранних кавк. поэм. Сюжет «Измаил-Бея» в известной степени связан с реальными историч. событиями, происходившими на Кавказе в нач. 19 в. Нек-рые факты, нашедшие отражение в поэме, совпадают с биографией кабард. князя Измаил-Бея Атажукина, к-рый служил в рус. армии, участвовал в войне с турками и был награжден за штурм Измаила. Весьма возможно, что Л. знал устные нар. предания об Измаиле Атажукине (Исмель-псыго, чьи подвиги уподоблялись подвигам нартов). Образ Росламбека, по-видимому, также восходит к реальному лицу — Росламбеку Мисостову, сыгравшему важную роль в истории Кабарды нач 19 в. Л. не преследовал цель с точностью воспроизводить события эпохи и биографии историч. лиц. С историч. событиями, происходившими на Кавказе в кон. 18 — нач. 19 вв., связана гл. обр. внешняя сюжетная линия поэмы. Основная же «внутренняя тема» отражает личную судьбу автора и совр. поэту рус. действительность.

«Измаил-Бей» выделяется среди ранних поэм Л. широким охватом острых социальных проблем: природа и люди, родина и свобода народов, война. Последняя изображается как нар. бедствие. Л. показывает ее жестокие будни, скорбные картины разоренного врагами мирного края. Симпатии автора на стороне горцев, отстаивающих свою свободу. В центре поэмы романтич., героич. образ Измаил-Бея, стоящий в одном ряду с самыми яркими образами Л. — чаще всего людьми необычайной судьбы, одинокими, гордыми странниками, изгнанниками, «гонимыми людьми и небом». Прошлое их окружено ореолом таинственности. Они «дети рока», над к-рыми тяготеет власть судьбы, им «места в мире нет» (III, 189). Но им чуждо смирение. Сильные, волевые, они верны до конца своей «мятежной

Измаил и Зара. Илл. К. Д. Флавицкого. Гравюра на стали.
1863.

188

мечте». Они «скорее готовы разрушить и себя и мир, нежели подделываться под то, что отвергает их гордая и свободная мысль. Люди судьбы, они борются с нею или гордо падают под ее ударами» (Белинский, ІХ, 593).

«Измаил-Бей» представляет значит. интерес как этап, важный рубеж на пути становления эстетич. системы Л., поэтики его романтизма. Стиль поэмы отмечен богатством палитры красок, эпитетов, сравнений, богатством изобразит. и выразит. средств, патетич. воодушевленностью речи. В сюжетосложении важную худож. функцию выполняет пейзаж; описания природы органически вплетаются в повествование. В портретных характеристиках автор тяготеет к психологизму. В них, возможно, следы интереса к «физиогномическим» теориям нач. 19 в. Стихи 408—415 с нек-рыми изменениями вошли в поэмы «Аул Бастунджи» (стихи 51—56), «Мцыри» (стихи 617—629), «Демон» (стихи 1092—1098).

К. Н. Григорьян.

«Измаил-Бей» — смелый жанровый эксперимент Л. Поэта больше не удовлетворяют односоставная проблематика и центростремительная композиция его юношеских поэм. «Измаил-Бей» — произв. многопроблемное, принцип «единодержавия героя» здесь далеко не выдержан. Характер Измаила настолько сложен и неоднозначен, что требует несравненно более разветвленной системы мотивировок, чем это было свойственно романтич. поэме «байронического» или декабристского образца.

Сплав истории и легенды в обрисовке героя осложняется авт. рассуждением в строфе 28 первой части поэмы, к-рое рисует Измаила героем совр. романа, «лишним человеком»: «Такие люди в жизни светской / Почти всегда причина зла, / Какой-то робостию детской / Их отзываются дела: / И обольстить они не смеют / И вовсе кинуть не умеют!». Традиционная для «восточной повести» фабула усложняется и разрастается; поэма тяготеет к тому, чтобы стать романом в стихах. Не случаен исключительный для лермонт. творчества, да и для всей рус. романтич. поэмы, объем произв., порожденный необходимостью более обстоятельной и разнообразной мотивации внутр. мира и поступков героев. Т. о. создается более масштабное лиро-эпич. повествование, предваряющее такие произв., как «Сашка» и «Сказка для детей».

Строение лермонт. «восточной повести» — первоначальный эскиз романных композиций. В «Измаил-Бее» неоднократно встречается прием рассказа в рассказе (ч. I, строфы 4—5, 24; ч. II, строфы 20—27). Как позднее в «Сашке», Л. в «Измаил-Бее» широко использует монтажное сопряжение контрастных по смыслу и повествоват. тональности строф (ч. I, строфы 27—28; ч. II, строфы 2—3; ч. ІІІ, строфы 1—4). Гибкая, постоянно меняющаяся интонация, смена ритмики и строфики сближают особенности стихотв. речи в поэме с ритмич. строем романтич. прозы. В «Измаил-Бее» вообще заметна характерная для романтич. лит-ры тенденция к сближению жанровых и композиц. признаков стихотв. повествования с прозаическим. Осн. ситуация поэмы («естественный человек», горец, поставленный перед выбором между традиц. моралью и духовными ценностями «Европы душной») заставляет вспомнить повесть А. А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек» (1832), к-рую Л. хорошо знал и даже сделал неск. рисунков на темы этой повести. История и социально-бытовая среда в поэме перестают быть декорацией, проявлением «местного колорита», постепенно перерастают в фактор, формирующий характеры (Измаил, отчасти Росламбек) (см. Историзм).

Поэт стремится выразить через историч. и бытовую конкретность свою философско-историч. концепцию. Его гл. мысль — необратимость историч. развития человеческого общества и, соответственно, — необратимость духовного развития личности. В «Измаил-Бее» параллельно развиваются две истории: история постепенной неотвратимой гибели патриарх. уклада жизни кавк. народов и история трагич. одиночества и духовного крушения человека, задумавшего бежать от настоящего с его язвами и противоречиями в прошлое, которое видится ему простым, естественным и гармоничным.

Измаил и Зара. Илл. М. А. Врубеля.
Черная акварель. 1890.

Несмотря на всю любовь к «синим горам Кавказа», к населяющим их вольным племенам, Л. далек от идеализации их жизненного уклада. Да, это «золотое детство человечества», но взлелеянный этим детством «народ-ребенок» легко становится игрушкой в руках изворотливого, циничного политика. Патриарх. мир в поэме так же противоречив, как мир цивилизованный; в нем выросла Зара, «создание земли и рая», способная на великую, преданную любовь, но он же породил и братоубийцу Росламбека. Противоречивость внешнего мира порождает трагич. противоречия духа. Измаил, зараженный «развратом, ядом просвещенья», искренне стремится обрести свой «потерянный рай», вернуться к первозданной простоте и гармонии, но убеждается в иллюзорности своих надежд.

В ранних произв. Л. нередко противостояли инертная толпа и волевая, героич. личность. В «Измаил-Бее» «каждый биться рад за дело чести и свободы». Герою приходится противостоять не отсутствию любви к «битвам, родине и воле», а первозданной нравственной косности. В этом столкновении Измаил складывает оружие и вновь начинает тосковать по утраченному раю. На этот раз «раем» ему кажется способность отдаться сильному и естественному чувству любви. Но Л. утверждает невозможность отрешиться от бремени «дум неотразимых», забыв «все прежнее» «близ ангела в пустыне». Прошлое в поэме все время напоминает о себе Измаилу, обрекая его на жестокую моральную пытку. «Всё в мире есть — забвенья только нет». Эта поэтич. формула отождествляет память личную и память историческую, утверждая необратимость эволюции мира и индивидуума, подчеркивая нерасторжимую связь между ними.

Е. М. Пульхритудова.

Изучение поэмы шло гл. обр. в двух направлениях: попытки найти лит. источники, заимствования (Э. Дюшен, В. Спасович, Н. Котляревский, Д. Якубович, Б. Нейман, Б. Эйхенбаум) и поиски историч. основы поэмы. Имя прототипа героя впервые указано В. Пожидаевым. Более подробно и аргументированно этот вопрос освещен С. Андреевым-Кривичем, Р. Тугановым, к-рый установил, в частности, что эпизод гибели героя поэмы не соответствует реальным фактам. Измаил-Бей не был убит Росламбеком, а наоборот — Росламбека убили по приказу Измаил-Бея. Сравнительно мало внимания уделялось проблеме стиля и языка поэмы. Стиховая структура ее рассматривается в статье М. Пейсаховича (2).

189

Поэму иллюстрировали: К. Д. Флавицкий, Н. Р. Бах, М. А. Врубель, Н. Н. Дубовской, Р. Ф. Штейн, В. Я. Суреньянц, В. П. Белкин, Т. А. Маврина, М. В. Ушаков-Поскочин, Вл. В. Лермонтов, З. Зузе, К. И. Рудаков. Положили на музыку: «Опять явилось вдохновенье» (вступ. к поэме) — П. С. Макаров, П. В. Дмоховский, С. Н. Василенко; «Черкесскую песню» («Много дев у нас в горах») — А. А. Алябьев, Б. А. Фитингоф-Шель, М. А. Балакирев, В. Г. Кастриото-Скандербек, Э. Ф. Направник, П. П. Сокольский, А. К. Глазунов и др.

Автограф всего текста неизв. Имеется черновой автограф посвящения — ИРЛИ (Казанская тетр.). Выписки В. Х. Хохрякова из утрач. автографа — ГПБ, Собр. рукоп., Л., № 56. На обложке тетради с выписками Хохрякова — надпись, воспроизводящая почерк Л.: «Измаил-Бей. Восточная повесть 1832 год 10 мая. М. Лермонтов». На обороте — карандашный рис. горца, возможно — копия с рис. Л. Авторизов. копия — ИРЛИ, оп. 2, № 67; отд. тетрадь. На обложке надпись — «Копия с рукописи М. Ю. Лермонтова. От А. А. Краевского». В тексте — исправления рукой Л. Впервые — «ОЗ», 1843, № 3, отд. I, с. 1—25, с неточностями и пропусками ценз. характера. Датируется 1832 по надписи на тетради с выписками Хохрякова, где переписаны произв., относящиеся к концу 1832 («Люблю я цепи синих гор...», «Синие горы Кавказа, приветствую вас...»). Заслуживает внимания предположение С. Обручева, что поэму следует датировать 1832—33 (см. Обручев, с. 60—72).

Лит.: Белинский, т. 8, с. 94; Южаков С., Любовь и счастье в произведениях рус. поэзии, «СВ», 1887, № 2, с. 159—61; Спасович В. Д., Л. в книге Н. Котляревского, «ВЕ», 1891, дек., с. 622—24; Нейман (1), с. 88—90; Дюшен (2), с. 37—39, 116—17, 86—89, 133—35; Котляревский, с. 113—19; Шерипов З., Что послужило Л. сюжетом для поэмы «Измаил-Бей»?, Грозный, 1929, с. 15; Пожидаев В. П., А. С. Пушкин о Кавказе, Владикавказ, 1930, с. 15; Якубович, с. 249—62; Эйхенбаум (5), т. 3, с. 583—84; Семенов (5), с. 33—57; Соколов (4); Попов А., Кавказ в жизни и творчестве молодого Л., «Ставрополье», 1953, № 9, с. 141—53; его же, «Измаил-Бей» М. Ю. Л., там же, 1960, № 1 (22), с. 59—63; Андреев-Кривич (2), с. 16—71, 79—85; Туганов Р. У., Измаил-Бей. Историч. очерк о герое одноименной поэмы М. Ю. Л., Нальчик, 1972; Виноградов Б. (3).

К. Н. Григорьян.

http://feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-1871.htm

 

В 1810 году Измаил-бей помогал Фердинанду Газу исследовать район Ессентуков

http://www.kmvline.ru/lib/ev_1.php

 

В.А. Фоменко

                         (к.и.н., доцент, г. Пятигорск)

     ШТАМП С ИЗОБРАЖЕНИЕМ

         ЛЮДОВИКА ХIV

 С ТЕРРИТОРИИ ХАДЖИ-АУЛА БЛИЗ

          ПЯТИГОРСКА

   Историю многочисленных горских и степных селений,

находившихся в конце XVIII – середине XIX в. на террито-

рии Пятигорья (Кавказских Минеральных Вод), нельзя на-

звать хорошо изученной. От некоторых этих селений не

сохранилось даже названия. К наиболее известным гор-

ским селениям региона следует отнести Хаджи-аул, непро-

стая история которого позволяет проследить частично и

разнообразные связи местных жителей с далекими стра-

нами.

   Хаджи-аул (Аджи-аул, селение Аджиево, Хаджи-кабак

или по-кабардински Хьэжыхьэблэ) был основан кабардин-

ским князем Измаил-беем Атажукиным (ХьэтIохъущокъуэ)

у восточного подножия Козьих скал (отрог горы Бештау) на

месте древнего и раннесредневекового поселения у исто-

ков ручья Гремучка [Кузнецов В.А., Рудницкий Р.Р., 1997;

Фоменко В.А., 2002]. Дата основания селения известна

(1810 год). Название селение получило от имени отца Из-

маил-бея - Темрюк-Хаджи или крепости Хаджи-кале, по-

строенной им совместно в долине Кубани в начале 60-х гг.

XVIII в. Поскольку Темрюк-Хаджи был проводником поли-

тики Крымского ханства и Османской империи, крепость,

основанная им, была вскоре разрушена российскими вой-

сками, а сам князь и зависимые от него люди длительное

время скрывались [Туганов Р.У. ,1972; Фоменко В.А., 2006].

   Князь Измаил Атажукин в отличие от отца старался

придерживаться пророссийской ориентации и стремился

поселить своих подданных (кабардинцев и абазин) вблизи

линии крепостей, у формирующегося курорта Горячие Во-

160

                      В.А. Фоменко

ды. Близкое расположение скалистых вершин Бештау и

лесного массива гарантировали жителям Хаджи-аула неко-

торую безопасность во время не редких конфликтов с рос-

сийской военной администрацией. Но существовал аул,

основанный Измаил-беем чуть менее 20 лет.

   На месте существовавшего горского селения в разное

время краеведами были найдены несколько предметов,

бытовавших в начале XIX в., в том числе кумган для нама-

за. Здесь же был найден и стальной штамп токарного про-

изводства для изготовления (подделки?) монет с портретом

французского короля Людовика ХIV Бурбона (правил в

1643-1715 гг.) и надписью REX LVD XIIII D.C. FR ET NAV.

Общая форма штампа шайбообразная. Максимальный

диаметр 56, диаметр рабочей поверхности 40 мм.

   Этот штамп мог попасть в Хаджи-аул через жителей

Хаджи-кале. По предположению историка Р.У. Туганова

часть хаджиаульцев – прежние жители крепости Хаджи-

кале [Туганов Р.У., 1972], где они в 60-х гг. ХVIII в. были

подвластными Темрюк-Хаджи Атажукина. Известно, что

от турок при торговле к соседним народам попадали не

только османские монеты, но и подделки французских мо-

нет – украшения-подвески, т.н. дукачи (от итал. названия

старинной монеты ducato). Более эффектные подделки

шли на изготовление украшений, тогда как османские

деньги для этого почти не использовались, т.е. не порти-

лись [Арсюхин Е., 2003.]. Стальной штамп для изготовле-

ния имитации французских монет мог быть передан

крымцами или турками Темрюко Атажукину или ремес-

ленникам, поселившимся в Хаджи-кале.

   Штамп к жителям Хаджи-аула мог попасть и из сосед-

ней колонии шотландских миссионеров – селения Каррас.

Европейцы, поселившиеся среди кабардинцев в 1802 г.,

покупали у них детей для обращения в христианство. Для

получения всегда недостаточных денег шотландцы могли

использовать упомянутый предмет. Жители соседних с ко-

лонией аулов неоднократно совершали набеги и грабили ее

[Туганов Р.У., 1972; Краснокутская Л.И., 2002.], что могло

стать причиной появление штампа в лесу у подножия

Бештау.

   Хаджи-аул известен и тем, что здесь жил кабардинский

ученый Ш.Б. Ногмов [Турчанинов Г.Ф., 1944; Туганов Р.У.,

1991; Афаунов А., 1994]. Живя в непосредственной близо-

сти от шотладской колонии, Шора Ногмов общался с мис-

сионерами и европейцами-путешественниками [Жемухов

С.Н., 2002].

   Именно Хаджи-аул, судя по его местонахождению меж-

ду горами Машук и Бештау, описан М.Ю. Лермонтовым

под созвучным названием Бастунджи - в одноименной по-

эме. В детстве в 1825 г. поэт побывал в этом ауле на

празднике байрам. М.Ю. Лермонтов в 1832-1833 годах по-

святил отдельное произведение и основателю аула Измаил-

бею.

   Примерно в 1828-1829 году аул Хьэжыхьэблэ из-под го-

ры Бештау переселился на левый берег реки Малки [Коков

Дж. Н., 1966]. Хаджи-аул у горы Бештау был довольно

сложным по происхождению там живших людей, «интер-

национальным аулом». Жители этого аула стали основате-

лями многих современных кабардинских родов, «положили

основу и развили ныне существующий интереснейший ха-

жихаблинский акцент кабардинского языка» [Турчанинов

Г.Ф., 1944]. Потомки переселенцев из Аджи-аула (хажиа-

ульцы) проживают сегодня в селении Малка (восточная по-

ловина села - Хьэжыхьэблэ), селениях Каменномостском,

Батех, Этоко и других местах Кабарды [Афаунов А., 1994].

http://window.edu.ru/window_catalog/pdf2txt?p_id=30949&p_page=17

 

В  1807г. из Закубанья в Кабарду вернулась большая часть беглых кабардинцев, после того как российские власти, чтобы не осложнять отношения с князьями во время русско-турецкой  войны, позволили ввести духовные суды-мехкеме и выбрать старшим князем в 1809г. Атажуко Атажукина [11, с. 847]. Обессиленные после чумы  кабардинцы опять обращают свои взоры на российское правительство и просят привилегий. Атажукин, жалуясь на жизнь, обращается к властям через «дефтердара нашего Якуб Ширван-оглы, прося покорнейше запретить ногайцам угонять скот» и просит «вернуть им  алтыкесеков» [11, с. 849]. Шора Ногмов, российский чиновник,  пытается «обосновать»  претензии кабардинских князей: «6 частей абазинцев принадлежат с давнего времени  кабардинцам» [22, с.187-188].  Не отказывая категорически, Тормасов, отвечает, что «сперва должны  они доказать на самом деле верность и усердие своё к России» [11, с. 851]. Воспользовавшись таким уклончивым ответом, Атажукин поторопился «взыскать дань» с абазин-алтыкесеков и в сентябре 1809г., «ездил в Абазу с намерением  взыскать с них некоторые подати», но так как  абазины «в вершинах по Куме и Подкумке» были охвачены чумой, то в результате вояжа Атажукова «язва распространилась в Кабардинцах» [11, с. 852].  Так и не взяв «податей» с абазин и заразившись, Атажукин вернулся в Кабарду и стал готовить набег на российские поселения, но в октябре «умер чумою» [11, с. 854]. Кабардинцы были в отчаянном положении, изнемогая от голода и нищеты. Когда их попытки обобрать абазин или ограбить русское поселение не удались, они решились бежать в Персию. Дельпоцо писал, что кабардинцы «намеренны …сложить с себя совершенно и наименование подданных Российской Империи и предаться в совершенное покровительство и подданство Персии» [11, с. 855]. Но  этот план был  нереален, и большинство кабардинских владельцев решили на собрании «переселиться в горы», а не в Персию.

В 1804г. полковника Исмаила Атажукина «правительство предполагало использовать … на службе на Кавказской линии и в Кабарде» [20, с. 102]. Генерал Булгаков, стремясь укрепить авторитет полковника, разрешил ему с подвластными поселиться на Кавказской линии в абазинском ауле Бабукове.  Главнокомандующий на Кавказе Тормасов писал 2 января 1810г., что  «по всем доводам право его на Бабуков аул оказалось недоказанным, ибо хотя семьи Бабукова аула, принадлежащие узденям  фамилий Бабукова и Куденетова, состояли некогда сами собой подвластными князьям Атажуковым. Но древнее право сие  не может иметь здесь места, так как сии семьи без всякой зависимости Атажуковым были поселены в 70-х годах узденем Бабуковым и с того времени находятся под защитой российского начальства»; кроме того, в этих местах предполагалось «на кордонной черте поселить станичных козаков» [11, с. 857]. Для Тормасова было неприемлемым «задабривание» кабардинских владельцев, потворствуя их притязаниям на абазин, тем более разрешая селиться на Кавказской линии. Потеряв всякую надежду на покровительство России, Персии и Турции, кабардинцы впали в полное отчаяние. Наиболее авторитетный в это время в Кабарде князь Каспулат Кильчукин, в марте 1810 г. даже «объявил России войну» [11, с. 862]. Она выразилась в набегах на Кавказскую линию, ради которых кабардинцы даже «соединились с Чеченцами – всегдашними их врагами и пустились на грабежи жителей Кавказской губернии» [11, с. 858].  Причина этих набегов  была крайняя бедность кабардинцев и  чеченцев, охватившая их из-за чумы, когда они были изолированы и ограничены в животноводстве и, что немаловажно, в  своих «традиционных промыслах» – угоне скота и людей для продажи в Закубанье. Простой народ выходил из повиновения и бежал под защиту российских войск [11, с. 859]. Видя, что российские власти могут в любой момент лишить их  подвластных, кабардинские владельцы стараются «со всеми своими неприятелями, народами Осетинскими и Балкарскими, с давнего времени во вражде с ними находившимися, во что бы то ни стало примириться и действовать совместно против России неприятельски»; мир  был нужен кабардинцам для того, что «отогнать с плоских мест в горы»  своих подвластных и начать  военные действия [11, с. 860]. Главным  «бунтарём» оказался опять Росламбек Мисостов, и на этот раз пытавшийся увести кабардинцев за Кубань. Но Атажукинская фамилия склонилась к полковнику Измаил-бею, получившему разрешение генерала Булгакова распространить свою власть на Бабуковский аул и переселить  своих подвластных ближе к линии. В таких благоприятных условиях он и его уздени, как докладывал Дельпоцо, «отказали Рослам бею Мисостову в переселении в горы и остаются на Баксане: просят защиты российских войск» [11, с. 867].  Зная о стремлении Мисостова и других владельцев укрыться в горах, Дельпоцо считал, что  «главнейшая же надобность в пребывании отряда нашего в Кабарде состоит … в том, чтобы занять 3 главнейших ущелья: Черекское, Чегемское и Баксанское» [11, с. 865]. Кабардинцы выставили против российских войск  более 2000 чел. конных и столько пеших. Им помогали балкарцы, «держащиеся в двух укреплённых ущелиях при подошве снеговых гор», но выходы из горных ущелий, куда могли бы сбежать кабардинцы, российскими войсками были перекрыты [11, с. 868].  Таким образом, Кабарда, так же как и в предыдущую русско-турецкую войну, была отсечена от театра военных действий перекрытием путей к соединению с закубанцами.

Не видя никакой пользы от Измаила Атажукина, Булгаков изгоняет кабардинцев из аула Бабукова, находящегося в опасной близости к российским поселениям. Поводом послужило, как писал Булгаков в мае из лагеря на Баксане, «что … полк. кн. Измаил Атажуков из своих подвластных и разной сволочи самовольно начал устраивать по близости Константиногорска в Бештовогорских лесах кош, по примеру прошлогоднего, который, так как и прежде сего было, убежищем служит людям неблагонамеренным» [11, с. 869].  Булгаков приказал кабардинский «кош» уничтожить, Атажуков попал в опалу и был, очевидно, совершенно разорён, поскольку летом этого года промышлял тем, что продавал своих подвластных [11, с. 870]. Понятно, что из Пятигорья кабардинцы были возвращены в Кабарду, чтобы обезопасить Кавказскую линию, так как в это  время российские войска выступили против кабардинцев на р. Баксан. Булгаков писал 18 июня 1810г.:  «…приобретено в течение экспедиции около 20000 разного скота и за выдачею в пищу войскам останется по собранным сведениям около 15000… на удовлетворение жителей Кавказской Линии» [11, с. 869]. По сути, военная экспедиция в Кабарду в 1810г. носила грабительский характер, голодом вынуждая кабардинцев покориться. Требование очередной присяги объяснялось военным временем, так как Россия находилась в состоянии войны с Османской империей.  В Большой Кабарде, где почти все влиятельные владельцы или погибли, или бежали за Кубань, остался один Измаил Атажукин, но генерал Булгаков, указав  6 октября 1810г. на «самовольство Измаил-бея Атажукова, которого поведение и образ жизни ни мало не обещает нашей пользы», приказал следить за ним и ограничивать в действиях [11, с. 875].   Причина гонений против Атажукина была в том, что он собирался лично участвовать в депутации  к царю от Кабарды и пожаловаться  на генерала Булгакова, устроившего резню и разграбление аулов. В этом он находил поддержку у главнокомандующего на Кавказе Тормасова, который тоже был против жестоких военных экспедиций Булгакова. Исмаил Атажукин, как образованный и влиятельный полковник российской службы, пытался использовать российские власти для упрочения свой власти и привилегий кабардинских князей. В представленной российским властям «Кратком описании жителей Горских Черкес» Атажукин развивает «мысль о необходимости использования Кабарды русским правительством в качестве опоры своей политики на Северном Кавказе [20,  с. 78].  В «Записке о жителях Кавказа»  Атажукин настойчиво взывает о помощи властей, так как кабардинские владельцы вынуждены находить «пропитание грабежом и хищничеством»: «Кабардинцы же и прочие с ними живущие, и именно древняго происхождения и отделившиеся от Мамая, Касаева поколения, татары, в смешанном таковом зле доходют до гибельного состояния» [20, с. 89]. Однако Булгаков был освобождён от командования войсками на Кавказской линии, а в Санкт-Петербург в  1811г. кабардинская делегация, с жалобами,  составленными И. Атажукиным [11, с. 831]. В письме императору напоминалось о роли Кабарды в экспансии России на Кавказе, и прямо предлагалась  помощь в покорении горских народов, так как якобы «народ Кабардинский во всем пространстве Кавказских гор возвысился так, что живущие в горах по частям народы прибегнули в протекцию нашу…» [11, с. 882].  Это была явная ложь, на что указал  генерал Дельпоцо  в рапорте от 16 апреля 1811г.: «Они ищут власти владеть всеми горскими народами, покорившимися предкам их, неправильно, потому что сия часть покорности оных им относится к силе и действию войска в тогдашнее время и покровительства им от  Всероссийских государей» [11, с. 879]. Итак, хотя кабардинские владельцы лгали российскому правительству, но это ложь могла ещё пригодиться в российской политике, а потому была «принята». Тормасов выразил, очевидно, общее мнение российского правительства в следующих словах: «… лучше принять коварную покорность сего народа и, не полагаясь во всем на оную, наблюдать за его поведением, …а между тем, доставя оному всевозможные выгоды ожидать, чтобы для собственной своей пользы они сделалися привязанным к России» [11, с. 839]. В столице Российской империи кабардинских депутатов одарили  золотыми медалями, перстнями, часами, мехами, платьями и сукнами [21…., c. 867]. Но главное,  выразив свои верноподданические чувства, они привезла из Санкт-Петербурга грамоту Александра I от 20 января 1812 г. «О подтверждении прежних прав и преимуществ кабардинского народа» [23, с. 106]. Понятно, что часть кабардинцев за полученные таким образом «всевозможные выгоды», готовы были способствовать продвижению России к Чёрному морю через Главный Кавказский хребет

http://www.agpu.net/institut/kaf/vseobist_kaf/elib/region/Abazin.htm

 

«Материалы к наследию и общественно-политической деятельности Измаила Атажукина (Новые изыскания)»

К.Ф.Дзамихов, «Адыги: вехи истории», Нальчик, «Эльбрус», 1994 г.

С.72-77

«Интересные сведения об отдельных периодах жизни Измаила Атажукина содержатся в работе генерал-майора И.Д.Савельева «Примечание на две записки, сочиненные о жителях Кавказа, Большой и Малой Кабарды», а также в его сопроводительном письме от декабря 1804 г. к министру внутренних дел В.П.Кочубею…

Известно, что Темрюк Боматович (Мухамедович) Атажукин, отец Измаила, совершив паломничество по святым местам Аравии в конце 50-х гг. XVIII в. На обратном пути задержался в Крыму…Весной 1761 г., а точнее – в мае, мы застаём его уже в Кабарде, причем он постоянно в разъездах…» Далее цит-ся донесение кизлярского коменданта Боксберха астраханскому губернатору В.В.Неронову от июня 1761 г. со слов майора Петра Татарова о том, что Темрюк «потаённо» раздавал владетелям привезенные из Крыма подарки (ружья и «пистоли»). Причем возможно речь шла не о борьбе с Россией, а о борьбе против темиргойцев, Баксанской партии ставшими кровниками и незадолго до того разбившими крымское войско, выступление против них баксанской партии было бы в помощь крымцам но при этом не антироссийским.

Темрюк фигурирует как сын Бамата Коргокина[1] (Атажукина), лидера «баксанской» партии кабардинской знати, также он приходится, видимо, внучатым племянником и старому лидеру противной «кашкатавской» партии Асланбеку Кайтукину (хотя семьи – кровники), и племянником вдове калмыцкого хана Дондук-Омбы Джан, сестре его отца, интриговавшей с иранским Надир-шахом ради власти над калмыками, но совместно родней и российскими властями «увещанная», увезённая в Петербург, где она стала Верой Дондуковой (не путать с Верой Ионовной, её внучкой, вышедшей замуж за Никиту Корсакова и давшей начало Дондуковым-Корсаковым).

В конце 1743 года ханша с детьми препровождается в Петербург, где она «приняла святое крещение» и получила новое имя, став княгиней Верой Дондуковой, родоначальницей известной в истории России фамилии Дондуковых-Корсаковых. Сыновья ее после крещения были названы Алексеем, Ионой, Петром и Филиппом. Княгиня Вера поселилась на Фонтанке в особняке, подаренном ей императрицей Елизаветой. Вскоре, видимо, не выдержав сырого северного климата, скончались один за другим два младших сына Джанет. Сама же она прожила в Петербурге около двадцати лет...
В Московском музее Пушкина хранится портрет Марии Никитичны Дондуковой-Корсаковой - правнучки калмыка Дондук-Омбо и кабардинки Джан.
Лари Илишкин

http://www.bumbinorn.ru/2006/02/03/khansha_dzhan.html

Причем Никита Корсаков (ум в 1857) получил право именоваться Дондуковым в 1802 году, Измаил-бей был ещё жив, а Вера (ум в 1833) ему приходилась троюродной сестрой. Можем отметить в связи с Шорой Ногмовым, что вторым вице-президентом Академии наук (с 1835 по 1852), а также председательствующим в комитете правления Академии, в 1838 году — присутствующим в Главном управлении цензуры, а в 1841 году — председателем комитета, учреждённого для нового устройства Академии наук был Дондуков-Корсаков, Михаил Александрович в 1820 году женившийся на дочери Никиты и Веры Марии, троюродной племяннице Измаил-бея Атажукина.

«К 1802 году Измаил Атажукин жил в Петербурге по Б.Подъяческой улице в доме полковника Корсакова»[2]. Где-то там неподалеку жили и Львовы (см ниже). И кстати, не имел ли Атажукин контактов с Яном Потоцким, в то время жившим в Петерубрге и уже побывавшим на Кавказе и в Кабарде в 1798-9 гг?[3]

            Дед Измаил-бея Бамат (Мухамад) Атажукин был последовательным соратником российских властей в 18 веке, а вот когда после объединения с российской в том числе помощью двух дотоле враждовавших «партий» кабардинской аристократии они объединились и начали конфликтовать с малокабардинскими владельцами, что привело к выселению Кургоко Канчокина и появлению Моздока, после чего уже начался конфликт кабардинской (Большой Кабарды) знати с Россией, имя Бамата не фигурирует – видимо, умер. Не фигурирует и имя Темрюка в первых рядах, там значится его брат Мисост. Хотя лидер, прежний лидер кашкатавцев Касай, тоже из Атажукиной фамилии. Но он, после ряда поражений, с частью знати примиряется с российскими властями в 1769, а вот Мисост нет и против союзных ему кабардинцев в Пятигорье приходит экспедиция генерала де Медема и калмыцкая конница Убаши, продвигаясь с боями к Эшкокону. Временно кабардинцы были замирены, но в 1771 году и Касай, и Мисост Атажукины вовлечены в сношения с Портой в свете её войны с РИ. Их представителем оказывается отец Измаил-бея. К.Дзамихов полагает, что он где-то с 1768 года находился в пределах Османов: на Кубани, в Крыму, в Стамбуле, и этим объясняются познания Измаила в турецком и арабском[4]. К моменту смерти Темрюка в 1780 кабардинская аристократия уже пережила поражения на стороне Османов и крымцев в 1774, увенчавшиеся Кучук-Кайнарджийским миром, положившим конец формальной независимости Кабарды (с 1739 г.), назначение «наместником и генерал-губернатором Новороссийским, Азовским и Астраханским» в 1775 году Г.А.Потемкина, ставшего строить линию укреплений межу Азовом и Моздоком и введшего в Кабарду гарнизоны, разгром кабардинских уорков и пши (стоивший им многих жизней) на Малке в ходе экспедиции Якоби в 1779, и присягу 9 декабря того года, в которой кабардинская знать клялась Екатерине Великой в верности, отказывалась от территорий Пятигорья и других, от связей с закубанскими адыгами.

            Учитывая «благоволение» в грамотах и наградах Измаил-бею Потемкина в ходе русско-турецкой войны 1789-1791 г.г., возникает вопрос, когда Измаил поступил на русскую военную учебу. В 1787 он уже участвовал в рейде кабардинской конницы в составе экспедиции крещеного малокабардинского уорка Ивана Горича-старшего, генерала русской службы, за Кубань. Весной 1777 «роды Атажуки, Мисоста и Джамбулата» выдали российским властям аманатов и клялись в верности. Может быть, тогда? Не рано? Или поздно? Где умер Темрюк?

            В любом случае, наследуясь так или иначе, семейное идеологическое наследие Измаила выглядело родовым – владетельный княжеский род и его место в жизни Кабарды, сословным – аристократия как носитель власти над адыгами и адыгская аристократия как общекавказского значения фактор. Когда он осознал это наследство – не суть, по этой причине он вполне обоснованно был причислен к недовольным введением родовых судов и расправ (прямое вмешательство российской администрации в прежние порядки Кабарды и очередное ущемление, теперь уже в собственном «доме» кабардинской аристократии) и вместе с соратником (двоюродным братом?) Атажуко Хамурзиным (и что с ним стало, кстати?) и младшим братом, уже премьер-майором, Адиль-Гиреем высылается в Екатеринославль. Возможно, он действительно не имел в мыслях вооружённого сопротивления или измены трону, но его власти рассматривали как потенциального лидера недовольных, тем более опасного, что обладающего хорошим знанием российской военной системы и военным опытом. Он сам ссылается также на интриги соотчичей и враждебность местной администрации. Последняя могла иметь вполне корыстные причины. Если Атажукины из-за российской колонизации теряли власть над территориями, то к ним могли относиться и скажем земли Пятигорья (см выше). А ведь они раздавались в собственность. Не указывается, где генерал Савельев, весьма нелестно последовательно характеризовавший Измаила в своих донесениях, получил 22 тысячи десятин земли[5], но мало ли (если это тот Савельев)… А Потемкин умер в 1791.

«Из трех сосланных князей Измаил Атажукин дольше всех оставался в Екатеринославле. Об этом свидетельствует донесение Новороссийского гражданского губернатора И.Я.Селецкого в начале 1800 года генерал-прокурору А.А.Беклешеву, в котором отмечается, что Атажукин в период пребывания в ссылке «поступками и поведением своим не навлек на себя никакого подозрения». «В 1797 году подал прошение императору Павлу 1 с просьбой разрешить ему покинуть Екатеринославль, но получил вежливый отказ[6]. Видимо, при Павле его держали подальше от Кабарды, где уже развил деятельность его сбежавший из ссылки младший брат Адиль-Гирей. И освобожден от ссылки в Петербург был Измаил уже после свержения Павла. А Атажука Хамурзин был в 1798 году взят на поруки Иваном Горичем – младшим (Бегидовым? Из рода Басиевых, владетельных Балкарских Басиятов? А что значит раскрытая рука и алабаша на их с братом гербе?[7]) и убыл в Слободскую украинскую губернию (?). В 1799-1801 Горич-младший был Виленским генерал-губернатором. Не пересекался ли с Адамом Чарторыйским? (см ниже)

            Учитывая вышеприводившиеся характеристики Измаил-бея, обратимся к тому, как он себя проявлял в своих «записках».

            Первые известные документы: «Записка о жителях Кавказа, Большой и Малой Кабарды, с описанием первобытного их состояния до устроения линии от крепостей Моздока и до Ставрополя, и какие из того произошли неудобства», а также «Краткое описание жителей горских черкас, начиная от Большой и Малой Кабарды, покоренных Российской державе и расположенных между рек Терика и Кубани, а от сего места по берегу Чёрного моря, примыкая до селения бывших некрасовских казаков к селению Шегака, принадлежащих к турецкому владению…». В отличие от бежавшего из ссылки младшего брата Измаил возвращается из неё лишь по указанию свыше, после смены царя, с весны 1801 по осень 1804 находился в Петербурге. Его указанные записки, как пишет К.Дзамихов, «надо полагать, были составлены автором или в 1802 г. или значительно раньше. Известно, что в начале 1804 года, находясь ещё в Петербурге, Измаил выступил с представлением по делам кабардинского народа в министерстве внутренних дел. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы позволяют считать, что работ Атажукина было несколько и их более поздние варианты попали в министерство, подверглись редакции и составили основу известной нам «Записки о беспорядках на Кавказской линии и о способах прекратить оные»[8], которую он представил в МВД в том же году.

           

«Краткое описание…»:

Мы уже имеем возможность сравнивать с «Историей…» Ногмова и отчасти это и будем делать.

Во-первых, Атажукин употребляет слово «нации», в «Истории…», у Ногмова не встречающееся (хотя, например, Карамзину оно  знакомо). Атажукин приравнивает его к понятию этноса, отдельного племени, и это вполне отвечает тогдашним, «взятым от латинов», представлениям. Вот интересно, почему его не употребляет Ногмов? Еще одно: само название «адыги» Атажукин не употребляет, говорит лишь об общности «наречия» адыгских племен.

Далее, концепция преподнесения информации «Кратким описанием…» налицо. От Чёрного моря до Терека живет некая общность «горских черкесов» (название проистекает от имен вышедших из Аравии Чера и Кеса, давших начало адыгским князьям и лично ему, Измаилу Атажукину, и его роду). Объединяет эту общность «горских черкесов» в изложении Измаил-бея общее состояние «злобы и пронырства», «стенания и неудовольствия душевного», проистекающие от «разных суеверий», разных «друг против друга» народов жестоких браней и кровопролитных сражений, «ведущих за собою уже следствием грабежи», «что сделалось у них наилучшим упражнением, и во всякой нации между своими вменяется во всякую славу» (при этом Атажукин отмечает «час от часу меньшее употребление» этого «навыка» воинских «упражнений» - войны-?), от чего «сей предрассудок» стал основой корысти, на которой «основывают всю свою жизнь».

Именно этой усвоенной воинственностью объясняет Атажукин проблемы с горцами. Однако их можно преодолеть. Вот есть Большая и Малая Кабарда, в которой правят Атажукины, Мисостовы и Джамбулатовы (то есть, Малая Кабарда подчиняется этим фамилиям тоже). Практически, в изложении Измаил-бея, трем княжеским кабардинским фамилиям исторически подчинялись все горцы от Терека до Кубани и ослабление этого порядка проистекает, как это неявно следует, из конфликта кабардинской знати с Россией.

Появление «российской державы» кладет конец беспорядку усобиц, «Черкесы, в российское подданство вступившие, т.е. Большая и Малая Кабарда с принадлежащими к ним селениями, с того самого времени начали образовывать нравы свои и подходить ко всеобщему в разборе дел узаконению, взяв основанием тут же и свои собственные права…». Далее Атажукин подчеркивает: умиротворение и благоденствие края под российской властью должно быть обеспечено «через начальство, в том краю над воинством расположенное, посредством доверенных лиц» союзом божественного правосудия (то есть монаршего) и «собственных прав издревле всего того края народу принадлежащие». В этой связи: Атажукин говорит о приведении «горских черкес» в состояние «верноподданных» российского престола, «единоначалия» - т.е. самодержавия, но предлагает это по вековой прежней схеме – через союз со знатью, признающей сюзеренитет российского монарха. Чтобы не военные начальники на местах решали дела горцев, а князья, каждый в своей зоне ответственности, по древним обычаям, но с учетом монаршей воли. Характерно, что Атажукин написал «когда б всемилостивейшему государю благоугодно было успокоить начально прилегающих к границам высокославного его государства черкес Большую и Малую Кабарду, высочайшей его воле покорённых…». Кабарда предстает этаким вассальным владением русского царя, с помощью которого он может контролировать весь Кавказ от Терека до Черноморского побережья. Схема выглядит так: доверенное лицо, уполномоченное «высочайшею доверенностию устроить во всем краю жителей Кавказских гор всеобщее благоденствие» в лице самого Измаил-бея Атажукина, наследника самого знатного, самого владетельного и самого влиятельного во всем регионе рода (Атажукины выдвинуты на передний план), с помощью России, вступающей по прежним, до Екатерины II, сценариям в диалог с кабардинской и прочей затем знатью, устанавливает с опорой на адыгских и в первую голову кабардинских, а среди них Атажукиной фамилии князей единоначалие от Терека до Черного моря. Идеальное воплощение несостоявшейся в доекатерининское время схемы. Западные адыги должны примкнуть при соответствующем развитии событий как бы автоматически, причем в аспекте этнической близости указывает Измаил-бей не на этническую общность адыгских племен, а на общность происхождения аристократии от «Иналанефа». Добавляя при этом практические резоны: избавиться от междоусобной брани и под давлением черноморских козаков. Кандидатуру свою Атажукин также объясняет, с другой стороны, европейским образованием, военным опытом и заслугами, доказавшими верноподданность, перед Россией, особенно на поле брани.

Модель аристократическая, с апелляциями не к «магометанскому закону», а к «древним правам». Через тридцать лет Ногмов коснется подобной модели в «Истории…» с приставкой «если бы…», словно бы обозначив её, не состоявшуюся и, возможно, по причине в том числе качеств современной аристократии, и несостоятельную.

Мотив Измаил-бея: «единство болезнуя сердечно обо всем происходящем во всем краю родины моей» (уж не всю ли территорию от Терека до Черного моря он имеет в виду?), «ко благу общему и соотчичей своих».

Помимо личных амбиций и заботы о благе рода и сословия, здесь можно видеть проявление национального сознания как воззрения на аристократию как на носителя национального суверенитета и вообще ведущей социальной группы, а также проявление своей ответственности перед народом, родом и сословием, как представителя, получившего представление об актуальных реалиях и «просвещённый взгляд» на родину со стороны.

Два схожих момента технологического подхода:

В «Кратком описании…» аргументом своих предложений по использованию кабардинской знати Атажукин выдвигает тот факт, что «Асетинцы, в совершенном узничестве у кабардинцев всегда находящиеся, токмо по некоторому им неизвестно от кого последовавшему внушению от повиновения отставшихся, а потому и в своем своевольстве пребывающие, проезжающим делают разные на пути в Грузию препятствия и почасту грабежи: берут от проезжающих положенную им дань, а кабардинцы на сие взирают равнодушно и им в том не препятствуют по причине той, что они оскорбляются от тех, для спокойствия коих они должны были пещис…».

Таким образом, Атажукин преподносит информацию в соответствующем его целям, определяемым его видением, преподносит в целом, рисуя картину, и в частности – как в случае с «Асетинцами», когда он использует актуальность темы коммуникаций с Грузией для российских властей, чтобы продемонстрировать потенциал предлагаемой им в отношении кабардинской знати политики. При этом два возможных лакирования действительности: во-первых, тезис о «всегдашнем узничестве» «Асетинцев» у кабардинских князей, во-вторых, не сама ли российская администрация способствовала их от такого «узничества» освобождению.

Также интересен вопрос о том, как Атажукин передал свои записки в МВД РИ. К.Дзамихов полагает, что «здесь не обошлось без участия Сергея Лаврентьевича Львова[9], генерала от инфантерии, приближённого князя Потёмкина-Таврического»[10]. Записки Атажукина попали к Николаю Александровичу Львову… После вступления Александра 1 на престол в 1801 году Львов был командирован на Кавказ «для устроения и описания разных необходимостей при тамошних теплых водах».  Умер он по возвращении с Кавказа в 1803 г.[11]

С П.В.Кочубеем, министром внутренних дел, ответившим Атажукину на его записки, Николай Львов мог быть знаком по службе в МИД, где первый был министром, и вообще, так как Н.А.Львов был автором проекта церкви в имении Кочубея в Диканьке. Например. Ещё один интересный контакт Н.А.Львова – братья Соймоновы. Один из них был Соймонов Михаил Федорович [15(26).5.1730, Москва, — 17(29).10.1804, Серпухов], один из организаторов горного дела в России. Первый директор (с 1773) Высшего горного училища (ныне Ленинградский горный институт им. Г. В. Плеханова). В 1771—81 и в 1796—1801 С. в качестве главного командира Берг-коллегии и монетных дворов осуществил ряд важных мероприятий по развитию рус. горной промышленности.

Лит.: Гольденбер г Л. А., Михаил Федорович Соймонов (1730—1804), М., 1973. [12]

 

Итак, Измаил Атажукин, движимый своими представлениями, проводит определённую политику, в отношении российских властей, российского общества и кабардинского общества, родной среды, используя связи, возможное совпадение интересов и т.д. Его интеллектуальная деятельность – это осознание новых реалий и координация этого осознания с установками, усвоенными им от своей среды, их преобразование для реализации в новых условиях и деятельность ради этой реализации.

 

«Записка о жителях Кавказа…»

Это по сути детализация мыслей «Краткого описания…». Измаил-бей рисует схему автономного бытия этой стороны Северного Кавказа под управлением кабардинской аристократии, порядок между которой обеспечивается высшим суверенитетом русского царя через суд в Георгиевске. Управление территорией зиждется, по мысли Атажукина, на «древних правах», т.е. на обычаях кабардинской аристократии, которой все остальные народы подвластны (о простонародье и неадыгах Атажукин отзывается довольно пренебрежительно). По сути, феодального строя достаточно для «благоденствия» при наличии внешней силы и авторитета в лице русского царя. И о магометанском законе здесь вообще ни слова. Беспорядки и междоусобицы между горцами объясняются ущемлением их линией, невежеством в отношении местных порядков и злоупотреблениями русской местной администрации, ведущими к ослаблению, междоусобизации и противопоставлению исстари преданной русскому царю кабардинской аристократии России. В таком контексте роль «доверенного лица» не озвучивается, видимо, она сводится (в лице Атажукина самого) к способствованию наведения порядка в определенный срок. С учетом его собственных происхождения и статуса, как о них пишет Измаил-бей, при реализации предлагаемых им сценариев ему и так всё было бы хорошо.

Сведения о происхождении кабардинских князей из Аравии, об их месте на Кавказе известны были при дворе и до записок Атажукина, от людей, подобных Палласу, Гюльденштедту, Рейнеггсу, из донесений военных чиновников и т.д. Измаил мог об этом знать и это учитывать. Особенность его записок, особенно второй: он выстраивает историческую картину сообразно своим целям, причем не обозначая некоторых существенных моментов словами, но вполне отчетливо их проводя. Так, в историческом обзоре своей «Записки…» он указывает на давние вассальные связи и преданность кабардинской аристократии российскому престолу. И последовательной линией предстает симпатическое изображение: легендарные Чер и Кес покинули Аравию и верно служили цесарю (то есть византийскому православному императору) – для российской, европейской аудитории ассоциация с противостоянием православной Византии, на сторону которой перешли Чер и Кес, с аравийскими мусульманами. Затем рассказ о генезисе «черкесов», как объединении под управлением потомков Чера и Кеса местных кавказских племен, «теснимых зверствами татар» (имеется в виду крымских, то есть мусульман). Далее Измаил отмечает участие кабардинских князей в походе Петра 1 в Персию и особо подчеркивает происхождение «немалые предполагавшего препятствия великим его императорского величества намерениям» шамхала Тарковского от Багдадского халифа, указывая, что именно кабардинские князья, «добровольно пришедшие к великому царю», были «единственною причиною взятия в плен» шамхала. Итак, перед нами картина исторического союза кабардинской знати с Россией против актуального во время составления записок врага. С учетом упоминания о водворяющемся в ущерб союзным России древним правам магометанского закона среди горских народов в «Кратком описании…» это говорит о многом.

Похожие мотивы мы видим и у Шоры Ногмова 25-35 лет спустя, но гораздо менее явно и последовательно.

Характерно, что завет кабардинским князьям (именно князьям) «России и Баксана никогда не оставлять» Измаил-бей приписывает князьям же Мамбету Атажукову и Касаю Мисостову. К.Дзамихов счел нужным отметить, что «памятники устной традиции относят примерно такое же высказывание к кабардинскому мудрецу Лиуану Бжихатлову»[13]. Интересно, что 11 июня командующий на Кавказской линии генерал Булгаков писал исполняющему обязанности пристава в Кабарде (под)полковнику Ребиндеру: «…внушите кабардинцам, что в будущее время гибель неминуемо их постигнет, если они не исполнят своего мне слова и не вспомнят к благу их заклинания, произнесенного пред смертию славным между ними Мисостом, чтобы не осмеливались оставлять Баксана и повиновения к Российскому Высочайшему Престолу»[14].

Ну а причины искажения благодатного исторического союза Измаил отражает вполне в духе поля представлений аудитории своих записок – «жестокий рок всему тому иной предел назначил и благоденствие жителей Кавказа начало время от времени уменьшаться, гибель их сделалась неизбежною». Далее вполне в духе представлений эпохи, в духе интеллигенции как явления богоугодной благотворящей разумной воли в контексте просвещенческих идеалов времён раннего Александра 1 царю как бы предлагается совершить акт благой разумной воли против этого самого рока – устроить дела на Кавказе предлагаемым Измаилом образом.

У нас нет пока текста третьей «Записки» Измаил-бея – «О беспорядках на Кавказской линии и о способах прекратить оные» (видимо, она есть в КРО). Видимо, она была несколько менее категоричной чем предыдущие две. «В политической части «Записки…» автор замечает, что силой покорить «горских жителей никогда возможности не будет», далее он продолжает: «Но если бы из сих племен первенствующие были в наших видах, то влиянием и силою своею они могли бы много иметь действия на усмирение других». «С некоторою достоверностью полагать можно, что первенство сие имеют кабардинцы»[15]. Эта записка была отправлена министром внутренних дел графом Кочубеем[16] на Кавказ к главнокомандующему П.Д.Цицианову для рассмотрения. В сопроводительном письме министр указывает на то, что побудило его принять решение о направлении полковника Измаила Атажукина на службу в Кавказский корпус, где он может оказать необходимую помощь: «…сделать употребление из средств, представленных им к успокоению горских народов». В своём ответе Цицианов резко возражает по поводу возможной ликвидации Кавказской линии (о чем, по сути, говорится в «Записке…» Атажукина)… и ставит под сомнение полезность использования Измаил-бея для службы на Линии, но сообщает что он имеет намерение назначить его командиром Кабардинского эскадрона, о целесообразности создания которого он сообщал в своем рапорте царю 23 марта 1804 года». (вон она еще когда была эта идея с эскадроном).

«Из Петербурга 29 мая 1804 года в ответ на рапорт Цицианова о создании эскадрона пришло письмо с положительным откликом от графа Адама Чарторыйского [17](тогда министра иностранных дел России).  Из ответа графа Цицианов по этому вопросу становится ясно, что идея создания гвардейского Кабардинского эскадрона принадлежала ещё покойному генерал-фельдмаршалу князю Г.А.Потемкину…»[18].

В общем, глядя на статусы в то время и биографии Цицианова, Кочубея и Чарторыйского видно на какой круг ориентировался Измаил-бей и почему он рассчитывал на возможность успеха предлагаемых сценариев. Но этот круг все же иначе смотрел на дело, предполагая не старые схемы отношений с кабардинской знатью и управление её посредством автономным Кавказом, а культурную ассимиляцию или адаптацию элит и административное подчинение региона напрямую. Однако это могло быть делом более отдаленной перспективы, по крайней мере, так могли смотреть на это до назначения Цицианова, когда наступление в Закавказье ещё не началось, а на престоле сидел Павел 1. «В одном из предписаний от 28 мая 1800 года, направленном из Петербурга Кавказской военной администрации, последовало высочайшее повеление – «как можно меньше мешаться в дела горских народов, пока оныя не будут касаться до границы нашей, разумея, что сии народы находятся больше в вассальстве российском нежели в подданстве»[19].

Переписка Цицианова с Кочубеем имела место, как можем видеть, до конца мая 1804, значит, записка или записки Атажукина были у министра внутренних дел уже в конце 1803 года. Она была востребована в это время. Вступивший на престол Александр 1, приняв решение по прямому включению Грузии, что понуждало его «благоустраивать» Кавказ, разделяет военную и гражданскую администрацию на линии, имея в виду, видимо, более толковое управление. К этому времени в Кабарде уже состоялось то, что историки окрестили «шариатским движением».

9 февраля 1803 года Цицианов писал царю: «Посредник между главным Российским начальством и кабардинским народом есть чиновник под именем пристава при кабардинском народе – слово пристав в азиатском народе никакого  и уважения почтения к себе не привлекает…А потому слово начальник по мнению моему предпочтительнее пристава, так как и название Кабардинская область вместо кабардинского народа есть необходимое потому, что сие последнее название само собою напоминает им, что оный есть как будто отдельное тело от Российской империи»[20].Такой подход вполне сочетается с воззрением Атажукина, но Цицианов конечно видит русского офицера в генеральском звании начальником Кабарды, а не представителя кабардинской знати (пусть и русского офицера) в полковничьем. В том же письме Цицианов рекомендовал Дельпоццо. Тот был назначен начальником Кабарды. Однако затем, после Цицианова, историки снова пишут о приставе. Путают? Начальники же продолжают употреблять понятие «кабардинский народ», хотя надо четко понимать – речь идет о знати, уорках и духовенстве – именно к ним относятся характеристики российских властей.

Несмотря на название, введенные силой российского оружия в Кабарде «родовые суды и расправы» не рассматривались горцами и тем же Измаил-беем, как видно из его записок, в качестве институтов «древнего права», и были административным инструментом российской власти. Адиль-Гирей Атажукин и его уздень 1-й степени Исхак Абуков, о которых нам надо попытаться поговорить отдельно, указываются русскими донесениями и источниками типа Ногмова как вожди т.н. «шариатского» движения. Оно снижало уровень сословного деления общества, в значительной мере сближая пши и уорков и внутри сословных групп вводя нормы (в интерпретации) «шариата», а между ними сохраняя адат (ибо в шариате сословий нет). Они принимают меры по исламизации населения, простого народа. С 1795 года значительная часть кабардинской знати с оружием в руках выступает против российских властей из-за укреплений, родовых судов и расправ и далее по списку. Шейх Мансур был взят в плен в штурме Анапы уже давно, так что характеристику генерал-лейтенанта Кнорринга Адиль-Гирею Атажукину как «взявшему личину Шах-Имам-Мнсура» стоит рассматривать как аналогию. Солва того же Кнорринга о ссылках «ветреных князей и узденей» в вопросах сословного равенства не только на шариат, но и на «передовой опыт Франции» не знаю, стоит ли воспринимать как однозначно правдивую. Но все же кабардинские недовольства проходили на фоне войны РИ с Персией, а также и затем – европейских походов русской армии против Наполеона. В 1799 году партия борьбы сорвала выборы в суды и расправы, фактически введя «суды шариата»[21]. В 1800 году русские войска несколько восстановили порядок и обеспечили новые выборы. Адиль-Гирей и его компания то выезжали из Кабарды за Кубань, то возвращались.

«Втягивание в Грузию» и смена императора сопроводились заменой Кнорринга, не слишком довольного разделением гражданской и военной власти, на Цицианова. Гражданский пристав Макаров отразил в своих суждениях о недовольстве кабардинцев те же причины, что и Измаил Атажукин[22], но всего через год гражданское приставство было отменено и в Кабарду был по рекомендации Цицианова назначен произведенный в генералы отставной офицер Дельпоццо, бывавший в кабардинском плену. Военно-административные методы возобновились, хотя начальство вышнее и притормаживало пыл местной администрации. Назначение в ноябре 1803 года на линию Глазенапа, затем чума, карантинные мероприятия, стеснившие кабардинскую знать в скотоводстве вкупе с функционированием Кисловодского укрепления, отрезавшие их от Закубанья и от «подвластных» абазин – всё это привело к новым восстаниям 1804-1805 годов, жестоко подавлявшихся царскими войсками. Одним из лидеров волнений был и двоюродный брат Измаила и Адиль-Гирея Атажукиных, полковник российской армии князь Росламбек Мисостов.

Вожди отходили за Кубань и возвращались, кровопролитие происходило регулярно. В этой обстановке в конце 1804 года и прибывает Атажукин, которого, как можем видеть из сопроводительного письма Кочубея Цицианову, надеялись видеть способствующим умиротворению.

Рескрипт Александра 1 от 31 июля 1804 года на имя Цицианова: «Весьма нужно было бы обратить внимание ваше на способы, какие нам действительно могли бы послужить к водворению сколь возможно там спокойствия, употребя на то вооружённые действия или переговоры, основанные на пользе народов сих. Я буду ожидать соображений ваших по сему предмету, предоставляя собственному вашему усмотрению, нужно ли будет в Кабарде иметь судей, коих выбор, сколько из рапортов генерала Глазенапа судить можно, был один из поводов восстания их.Должно, конечно, что они исполнили то, что им однажды повелено было, но когда совершенное спокойствие водворится, то неудобно ли действительно будет оставить их иметь прежнюю расправу кадиев, сохраняя, впрочем, в Кабарде, то влияние со стороны нашей, которое определением туда генерал-майора Дельпоццо вы предлагали».[23] А разве суд кадиев был не новой по сути для Кабарды «расправой»?

На таком фоне записки подобные Атажукинским могли быть резонансны, востребованы, другое дело, насколько именно Атажукинские сценарии и в чем могли привлечь.

Не совсем понятно с какими задачами он отправился на родину и имел ли эти задачи. В декабре 1804 года генерал-майор И.Д.Савельев (а кем он та был тогда, этот богатый казачий генерал и землевладелец?) пишет госканцлеру графу А.Р.Воронцову[24]: «…две записки, данные мне от покойного Львова, о чем я имел честь доложить вашему сиятельству 1803-го сентября 1-го и мое на оныя примечание, оставшиеся по случаю кончины его в бездействии, следует поместить по пристойности в составленном мною плане; но поелику сочинитель оных кабардинский владелец Исмаил Темрюк Аджиев приехал на линию; цель его во оных о своих однородцах, или, паче сказать, собственныя, заставила меня преждевременно представить их, и, когда угодно будет приказать сообразить оныя с донесениями моими 1802 года февраля 8-го и октября 15-го о брате его Адильгирее Темрюк Аджиев, бежавшем за Кубань, насадившем в Кабарде теперешний корень разврата, тогда соизволите усмотреть прозорливо, на какой коней идут и сего последнего замыслы…». «Недавно приехал сюда и Измаил-бей, не могу ничего сказать, как он принят и даже ради каких причин присутствие его здесь показалось нужным…». Возможно, один из возможных ответов зачем было его присутствие – распродажа за бесценок экономической основы кабардинской знати – скота, что могло означать, что она будет биться жестоко.

Во-первых, получается, что Воронцову либо российским властям в целом была известна только последняя записка Измаил-бея. Предшествующие записки Измаил-бея ходили как бы окольными путями по имеющему возможности влияния российскому свету. Но это все предположения.

Во-вторых, Савельев считает братьев Атажукиных двумя крыльями одной птицы.

Выше мы уже отмечали, что у Савельева, помимо субъективных представлений, могла быть и корыстная вражда к Атажукиным. Но взглянем так же.

По сути, два брата представляли две альтернативы. Атажукин предлагал теорию, еще недалеко отошедшую от времен, когда она была близка к реальности, но реальность была все иной и так и воспринималась кабардинской знатью, которая совершала поворот к другому источнику силы для пусть и измененного, но все же сохранения своей автономии. Считали ли Измаил-бей путь исламизации противным? Он предлагал по сути старинный уклад в его оптимуме, «шариатская партия» - модернизированный, но в формате, более близком чаяниям кабардинской аристократии в духе старинного уклада, чем реальность, с которой она имела дело. Очень показательно, что этот вариативный маятник представляли собой два брата.

Нет сведений насколько в период пребывания вдали от родины Атажукин поддерживал с ней связь, насколько он был в курсе изнутри и в каких отношениях был с братом и «шариатом». Если он предлагал свои записки из головы, из прошлого, не сносясь ни с кем из своих… Или отражал представления некоей части, как наиболее способный их адекватно адресуемой среде отобразить?

Но реальность-то была другой, в ней укоренялся «шариат» и влияние его «партии» и если бы российские власти пошли навстречу предложениям Измаил-бея, то это очевидно бы могло способствовать качественному прогрессу процессов, инспирируемых Адиль-Гиреем, вернее, чем предположениям Измаил-бея. А такой ход событий для российской администрации почти однозначно воспринимался как ведущий к проосманской и антироссийской ориентации Кабарды, что Савельев, возможно, и имел в виду. «Что бы ни было в мотиве, а итог от воплощения предложений Измаил-бея будет один».

Ввиду таких резонов Цицианов и имел в виду, видимо, отправить Измаил-бея обратно в Петербург командиром кабардинского эскадрона, не задерживая его на родине. К тому же, ход событий представлял собой «работу» российской администрации с реалиями, которые были обусловлены в том числе и деятельностью Адиль-Гирея. В марте 1805года Цицианов представляет более спокойным, верным и не участвующим (особо?) в восстании Бекмурзиной и Кайтукиной фамилиям Дельпоццо. Эта часть знать соглашается на восстановление судов, подконтрольных российским властям, но просит введения в них духовенства и духовного суда. Дельпоццо ходатайствует об этом, имея в виду «сковать» духовенство участием в суде, зависящем от пограничного российского и тем самым прекратить бесконтрольный ресурс влияния духовенства и противной «шариатской партии» на обстановку. Легализовать и взять под контроль. Царь идет на это и с 1806 года, уже при новом-старом (Цицианов убит) командующем на Кавказе графе И.В.Гудовиче российская власть легализует в Кабарде мехкеме – шариатские суды, которые принимают и мятежные фамилии Мисостовых и Атажукиных, и Малая Кабарда[25]. Этому предшествует жестокое кровопролитие 1805 года, после которого (да еще из-за чумы) сопротивление недовольных спадает, хотя и не прекращается. Россия тоже занята и в других частях Кавказа да и вообще – в Европе, с Наполеоном и на севере.

Атажукин Измаил с зимы 1804 уже на родине, хотя постоянное его местожительство – Георгиевск (с другой стороны, в регионе Кавминвод он мог видеть для себя и наследственные владения, которых тогда у него,правда, похоже не было). После мартовской экспедиции Глазенапа в Кабарду он представлен Глазенапом к награде как один из «показавших много услуг и усердия»[26]. Возможно, удерживал и выступал посредником. В конце мая 1805 года он выступает на большом всесословном собрании кабардинцев в верховьях Кумы, где присутствовали и ушедшие за Кубань мятежники. Жаль что нет «стенограммы». Б.Мальбахов, ориентируясь видимо на русские донесения из архивов, полагает, что Атажукин призывал (сетовал на отсутствие) к союзу, единству знати, как ведущей силы. Но как могло быть единство при разности позиций о самих путях (модусе) дальнейшего существования?

Генерал-майор Дельпоццо в своем рапорте от 26 июля 1805 года пишет: «…он в своей фамилии не имеет власти понудить подвластных своих, или, хотя и старший владелец, сам не хочет приступать к содействию требуемого от него исполнения». Цицианов в то же время: «Измаил-бей более для нас вреден, чем полезен»[27]. Получается, видимо, что Измаил-бей не может добиваться воплощения тех сценариев, которые полагал оптимальными, не встречая должного отклика ни в своей среде, ни у администрации, при этом отнюдь не стремился быть просто орудием администрации и офицером на царской службе. Возможно, характеристикам Дельпоццо о не шибкой полезности Измаил-бея способствовал и такой эпизод: 24 марта к нему в Прохладную «по внушению Измаил-бея» приехали князья Атажукиной и Мисостовой фамилии, устно выразившие согласие на восстановление родовых судов и расправ, но письменно свое согласие не зафиксировавшие (сослались на отсутствие письменного переводчика – это при том что с ними был Измаил - ?), за что Цицианов корил Дельпоццо. В итоге российские власти санкционировали «восстановление» духовных судов место родовых, хотя предпочитали вторые, более, казалось бы, отвечающие и представлениям Атажукина. Вот и дельпоццевская «не пользуется авторитетом даже в собственной фамилии».

В таких условиях возникает мысль отправить его в числе других лояльных кабардинских дворян воевать с французами. Может, от греха или в рамках очередного прожекта по формированию лояльной российской власти среды за счет коллективной внешней службы? Но ситуация в Кабарде меняется. Чума в 1807 году уносит жизни Адиль-Гирея Атажукина и Исхака Абукова, в Кабарде общим представительным собранием принимаются «условия», закрепившие введение «норм шариата» и «духовные суды». (суды духовных лиц) . Чтобы поддерживать относительный порядок при наличии все еще «смутьянов» (типа Каспулата Кильчукина) и ввиду убыли населения видимо и оставили идею забрать ряд дворян на внешнюю службу из Кабарды. Да и на французском фронте ситуация менялась.

6 июня 1807 года Измаил направил на имя министра внутренних дел империи графа Кочубея письмо, в котором писал: «Такое нелепое упорство не от бедного народа, но от возникшего не свойственного нашим обычаям влияния от наших духовных, с коих знатнейшие получают за то от Порты важные награждения, влекут ослепленный народ фанатизмом веры к неповиновению постановлениям власти, и оное, усиливаясь, опровергает древнюю нашу конституцию, подчиняя все состояния шариату или духовной тирании, кое прямая цель против обязанности к России»[28].

Измаил-бей явно перекладывает всё на внешнюю силу, инспирирующую духовенство, пользуясь расстроенными чувствами знати. Хотя без готовности среды, у которой на то должны быть определенные причины, подобная деятельность не могла бы иметь эффекта. Под «древней конституцией» Измаил вполне может иметь в виду сословное деление, в разделе между уорками и пши значительно поколебленное да и вообще, усиление роли народа через «шариатизацию» не могло не противоречить той картине власти аристократической элиты, которую рисовал в своих записках Измаил-бей. При этом он снимает ответственность с пши и уорков, без поддержки которых подобные процессы не могли происходить на самом деле.

Судя по всему, национальное сознание Измаил-бея было сознанием владетельного пши, считающего свои интересы народными. Но это была схема общего уклада и то что Измаил осознал свои представления, соотнес их с современным ему миром и его реалиями, приложил усилия к их интерпретации и осуществлению – это к интеллигенции.

Но власть иначе смотрела на дело. Отзыв Кочубея на указанное письмо: «…я не могу не одобрить ревности и усердия вашего в предложениях к лучшему устройству вашей отчизны. Что принадлежит до прибытия вашего сюда для дальнейших по предмету сему представлений, то как дела сего рода принадлежат к ведомству Коллегии иностранных дел, почему и не могу я вам дать на сие никакого разрешения».

Хотя Гудович считал, что «родовые суды были для Кабарды благодеянием, а мехкеме – порабощением кабардинцев»[29], российские власти признали видимо тот факт, на который указал начальник Кабарды Дельпоццо: «С уничтожением родовых судов вся власть перешла в руки неблагомыслящего к России духовенства и один принадлежит теперь способ к учреждению порядка и устройства: тот, дабы сколько можно иметь духовенства преданного и верного России»[30].

           

Между тем, в 1807 году, зимой, через Ставрополь и Георгиевск в Пятигорье прибывает Генрих-Юлиус Клапрот. В 1808 летом он посетил Малую и Большую Кабарду. Этот обладающий статусом экстраординарного академика[31] немец на российской службе был командирован на Кавказ «для историко-филологических и этнографических исследований», программа которых была разработана Яном Потоцким при ближайшем участии академиков Лерберга[32] и Круга[33][34]. Интересные биографии у двух академиков.

            В 1808 году с августа до середины ноября он снова был на Северном Кавказе, посетил ряд районов Кабарды, проехал вдоль Кавказской военной линии до устья Лабы, затем вернулся в Ставрополь, откуда по зимнему пути, через Черкасск, Воронеж, Тулу и Москву, направился в Петербург, куда прибыл в январе 1809 г. Своё путешествие на Кавказе Клапрот описал в обширном двухтомном труде, изданном в 1812 году на немецком языке в Галле и Берлине.К этому времени Клапрот уже покинул Россию (в 1811 г.) и после недолгого пребывания в Германии поселился в Париже, где и прожил до конца своей жизни[35].

В 1807 году Кабарда была в жесткой чумной блокаде жестоким Булгаковым, а Измаил-бею вежливо отказали в его представляемых прожектах и поездке в Петербург.

Клапрот в своих записках даёт подробное эконом-географическое, а местами – и подробное этнографическое описание. Он не кпоается в причинах положения дел, не делает экскурсов в историю за исключением сведений о происхождении о тех или иных владельцев и прояснения некоторых исторических моментов – например, соотношения «казахов» византийских летописцев и черкесов. В отличие от Измаил-бея, кстати, он однозначно закрепляет наименование «черкесы» за адыгами, от которых он отделяет абазин, в кои включает натухайцев. Он употребляет понятие «черкесская нация». Черкесы у Клапрота предстают разбойниками сами по себе, иногда даже прямо вопреки возможности хорошо хозяйствовать. О том, что это в немалой мере, похоже, искажение – стоит поговорить отдельно, и обратить при этом внимание на то, что Атажукин в своих представлениях в отношении настоящего черкесов, сделанных ранее Клапрота, разъясняет исторические причины привития у адыгской знати воинственного образа жизни и при этом указывает, что набеговая практика взаимоотношений с русскими закрепляется как следствие конфликта, как реакция, а не  потому что это естественно для черкесов. Клапрот не ссылается нигде прямо на Атажукина кстати. Он в общем-то изображает этнографическую картину отвечающие общим представлениям Атажукина, но констатирует, что знать и народ уже приняли магометанство и оно повлияло на их обычаи, нравы и уклад.

Измаил-бей, очевидно, постоянным местожительством имеет регион Кавминвод (Георгиевск). Однако продолжает действовать в духе собственных представлений. На самом деле, несмотря на рост влияния духовенства, поддержанный в итоге фактическими мерами русских властей, Кабарда все еще остается отчасти самоуправляемой территорией, при лидерстве аристократов. 27 октября 1810 года, после разорительной экспедиции в Кабарду командующего на Кавказской линии генерал-майора от инфантерии Булгакова (о перипетиях и причинах см, например, указ.соч.Б.Мальбахова, с.с. 382-384), новый пристав Кабарды полковник Ребиндер доносит Булгакову: «…кабардинский владелец и российской службы полковник князь Измаил-бей Атажукин, будучи отпущен вашим высокопресовходительством в Кабарду на 12 дней, прибыл сюда в слободу Прохладную, где, проживая около 10 дней, ожидал к себе приезду некоторых владельцев и узденей, с коими под видом собственных надобностей желал на берегу речки Малки иметь свидание, и между тем, как я предписанием вашего высокопревосходительства был вызван в город Георгиевск, виделся он, Атажукин, наедине с владельцем Казбулатом Кильчукиным (вождём оппозиции) и некоторыми узденями, а по возвращении моем из Георгиевска в слободу Прохладную от преданных нам узнал я, что по приглашению Измаила Атажукина положено на другой день на берегу Малки против карантинной заставы быть собранию кабардинских владельцев и узденей, того же дня виделся я с владельцем российской службы подполковником Кучуком Джанхотовым ( уалий Кабарды, года с 1806. На самом деле тот же Кильчукин не враг собственно российской власти, сюзеренитету русского царя в принципе, что видно из его ответов в архивах, но враждебен в первую очередь политике в отношении Кабарды. Атажукин как бы, верно своей политической линии, пытается сработать по собственной схеме – сообщить Петербургу с аргументами и доказательствами о злоупотреблениях и вредоносности действий местных начальников. А вот позиция Кучука Джанхотова представляет интерес, много интересных сведений приводит С.Бейтуганов в посвященной ему главе монографии «Кабарда и Ермолов», Нальчик, «Эльбрус, 1993) , ко мне нарочно приехавшим, который день бытии собранию изъяснял следующую причину, что г.полковник князь Атажукин сочинил от лица кабардинского народа просьбу, заключающую в себе все обиды и опустошения, нынешнею весною российскими войсками кабардинцам нанесенныя, убеждал владельцев приложить к оной именные свои печати и через него вручить приехавшему на линию в лице Государя генералу («генерал майор Н.И.Вердеревский прибыл в Кабарду осенью 1810 г. по специальному поручению царя для ревизии Кавказской губернии. Имел широкие полномочия и «власть генерал-губернатора»[36], до этого он был командиром лейб-гвардии Семеновского полка[37]), с которым, если нужно, он и сам к высочайшему двору отправится и во всем за них ходатайствовать будет, и что по сему депутатов, изготовленных уже, к высочайшему двору посылать не нужно, о чем обязанным нахожу донести вашему высокопревосходительству»[38].

Далее приводится «перевод с покорнейшего прошения нижеподписавшихся кабардинских князей, узденей и общества», обращенного к генералу Вердеревскому от «всего кабардинского общества князей, узденей, эфендиев и хаджиев» (обратим внимание на состав).

«Известились мы… что Его Императорского величества всепресветлейший державнейший и всемилостивейший великий покровитель вселенной, государь прислал от себя уполномоченную особу с тем, дабы взошел и рассмотрел все народные нужды и состояния, по поводу сего, мы, народ кабардинский, будучи подданы Его величества, осмелились изъяснить Ваше превосходительству на письме о нуждах их, которое покорнейше просим милостиво принять и благосклонно вникнуть в подробности, и если угодно вопрос и в чем оное значит, то состоит в следующем:

Мы, народ кабардинский (общество князей, узденей, эфендиев и хаджиев говорит за весь народ – к вопросу о самосознании. Интересно было бы сравнить документы, к которым причастен Измаил-бей Атажукин с другими, например, составлявшимися Якубом Шардановым) издревле отцы и деды наши всегда были под покровительством и властью престола российского; ныне главнокомандующий в Грузии и милостивый г-н генерал-аншеф кавалер Александр Петрович Тормозов повелел находящемуся здесь г-ну генерал-аншефу и кавалеру Сергею Александровичу Булгакову, он (…) объявил высокопочтенному родственнику нашему князю Изаилу Атажукину, чтоб мы слушались и приняли б его наставление, который добавил нам сведение, подтверждал и внушал нам, дабы мы, яко древние России приверженные, старались елико можно быть верными усердными, что послужит общему нашему благу, и воспользуемся монаршей милостью, свободно будем получать для жизненности нашей соль и разные товары, а молодых и глупых людей от шалостей удерживали, что тщательно старались делать во время сего нашего действия по внушению князя Измаила Атажукина... « Далее описывается «внезапное» вторжение Булгакова (нет упоминаний о формальном оправдании этой экспедиции интересами защиты «черного народа», который хотят насильно от России увести, как излагает на основании архивных сведений Б.Мальбахов в указ.соч., а также С.Бейтуганов), его катастрофические последствия, и злоупотребления нового пристава Ребиндера в противовес «когда же был над нами приставом его превосходительство г-н генерал-майор Иван Петрович Дельпоццо, мы все ими были довольны. Он справедливым своим управлением научал и постановил нас на путь истинный, дай Бог, чтоб он воспользовался царскою милостью, за что от мала до велика князей, узденей, подданный и холопье наши неизменно дольны».

Дельпоццо был переведен командовать Владикавказским гарнизоном, в 1814 году и позже имел отношение к военным экспедициям, в 1818 году Ермоловым, характеризовавшим его как бескорыстного но слабого, был отправлен в Астрахань комендантом, где и умер в 1821 году. В начале 1810 года много писал Булгакову с обвинениями в адрес Кильчукина и ДЖанхотова как врагов России, а к осени уже приставом Кабарды был Ребиндер.

«По сим обстоятельствам подвергаясь к стопам высочайшего престола Его императорского величества. Если угодно не лишить нас монаршего своего покрова и не нарушить права предков наших со времен царя Иоанна Васильевича, пользовавшихся и впоследствии в 1771-м году императрицею Екатериною дарованной грамоты кабардинским владельцам чрез бывших у высочайшего двора депутатами князей Коргоки Татарханова, Джанхота Садакаева, кое всемилостивейшее пользовались по праву предков наших, подвластными нам горцами и абазинцами владея, беглых холопей своих возвратно получали, покорнейше просим Ваше превосходительство представтельством своим исходайствовать нам Монаршую милость о утверждении онаго, паки так как мы до сего переходили через реку Малку, производили хлебопашество, пасли конные табуны и овец, сверх сего позволено было вывозить с соляных озер на двупарных воловых арбах соль, по торговому промыслу ездили наши в Астрахань и Кизлярский уезд, откуда доставляли разной товар, себя обогащали и народ спокойно пользовали. Но ныне… далее что ещё можно сказать, вникнуть и рассмотреть все вышесказанное нами, униженнейше просим Ваше превосходительство принять на себя бремя довести до сведения всемилостивейшего государя и быть нашим ходатаем во испрошении монаршей милости по изъясненным нашим просьбам; в заключение сего покорнейше просим: когда прибудете в селение Прохладное, позволить нам видеть особу Вашу лично и устно еще кое о чем изъясниться, в прочем предаем вашей воле».

Подписали князья, в том числе и Кучук Джанхотов, и Мухамет Докшукин, и Али Карамурзин, и Касбулат Кулшукин и сам Измаил-бей. Судьи (Шумаф-эфенди, Магомет-эфенди), уздени, хаджии (те же уздени, похоже, в основном). «На обороте приложено 12-ть чернильных печатей и 40 пальцев»[39].

Активизация Измаил-бея и то, что к его рекомендациям следуют, совпадает с «На представление главнокомандующего на Кавказе А.П.Тормасова о награждении генерала Булгакова за «геройство» в Кабарде орденом военный министр Барклай-де-Толли ответил, что царь отклонил это представление потому, что «Государь Император по прочтении всеподданнейшего Вашего Высокопревосходительства донесения от 16 июля высочайше удостоил чиновников в списке поимянованных к назначенным награждениям – касательно же пожалования г. генералу от инфантерии Булгакову ордена Св.Александра Невского Его Императорское Величестов его приостановился утвердить; ибо разные дошедшие слухи дают повод к суждению, что в средствах, предпринятых к усмирению мятежников, г. генерал Булгаков употреблением непомерных мер жестокости и бесчеловечия пошел границы своей обязанности. Если верить известиям, то экспедиции против кабардинцев и закубанцев состояли в совершенном разграблении и сожжении их жилищ; жестокие сии действия, доводя тех народов до отчаяния, возбуждали только к нам ненависти их, и вообще обращение его с соседственними сими народами более служит к отвращению их от нас, нежели к установлению в том краю спокойствия»[40]. 24 августа 1810 г.

12 октября того же года Тормасов, «снимая с себя ответственность» за экспедицию Булгакова, пишет:

«при самом вступлении моем в командование здешним краем, я всегда был противного мнения относительно темы, около полувека тщательно поддерживаемой командовавшими на линии, чтобы сопредельных ей народов держать не только в повиновении, но и в жестоком порабощении, ежегодно употребляя против них силу оружия, - под тем предлогом, чтобы гордый дух их не возвысился, не счел нас слабыми... Разобрать теперь положение кабардинцев. Народ сей был многочислен и благороден в образе своих мыслей. Блаженной и вечной памяти достойный всероссийский государь император Петр Первый находил сей могущественный народ себе покорным до того, что они были лучшею его опорою, когда он поднял оружие против Дербента и других частей Дагестана. Поддержав также доброе расположение кабардинцев к России, коей они тогда признали зависимость над собою, нельзя ли было впоследствии чрез кроткие об нем благопопечения сделать его еще более к нам приязненным.
Предположено устроить Кавказскую линию. Это было весьма мудрое предначертание. Народ сильный, хотя в зависимости России состоящий, но не бывший в прямом подданстве, требовал сей благоразумной осторожности. Правда, все горские народы должны были на сие учреждение вначале смотреть неспокойным оком. Старались даже оное испровергнуть; но сил их противу могущества российской империи было недостаточно. Они то испытали, образумились и присягнули в верности и покорности.
Тогда должно было бы, приближаясь к их обычаям, природным свойствам, общему сей нации умоначертанию и даже ко внутреннему сей земли управлению, основанному на их вере и преданиях от их предков, постановить им в закон их собственные правила, покровительствовать их и благотворением, с строгою справедливостию сопряженным привлечь навсегда к себе их сердца. Сколько пользы было бы тогда для России, есть ли бы сей воинственный и сильный народ, завлекаемый чувствованиями благодарности и попечениям о его благе, не примечая того, и сам составил бы наконец одно тело обширной Российской империи, бывши уже при зависимости своей, так сказать, отделенною только частию общего тела, к коему он принадлежит...

"Вместо того расшире­ние линии на счет лучшего достояния принадлежавших им земель сделало их к нам недоверчивыми, жестокости командовавших на линии приводили их в уныние, система, принятая чтоб чрез со­кровенные пружины поссорить нижний класс, то есть узденей и народ с князьями и держать их в междоусобной борьбе для того, чтобы сим губительным способом ослабить сей мощный народ, так чтобы не восстал, родила в них привычку к войне... наконец, суетное желание некоторых из командовавших на линии отличить себя деяниями (забыв, что благоразумное управление и привлече­ние сердец народов лучше блеску подъятых военных подвигов) ввело почти в обыкновение каждый год выводить войска на линии против кабардинцев или закубанцев, либо против чеченцев, не­редко без причины, и ожесточило сердца сих народов до того, что кабардинцы от своей прежней могущественности едва только пятую часть имеют и, следственно, при последнем изнеможении своем питают однако ж неодолимый дух мщения против россиян, покоряясь увлекающей их к сему свойственной их характеру горяч­ности и чувствуемой несправедливости".

«Далее генерал Тормасов указывает, что кабардинцы остаются непокоренными, «невзирая на остатки прежнего своего могущества и даже… на последнее опустошение, произведенное среди них язвой». «Отчего сие происходит? Кажется от того, что дела их представляемы были милосердному монарху в изменяющихся видах и под покровом политики, которая несла за собою отличия победителям кабардинцев и других народов; но в существе своем погубя сей сильный воинственный народ и бывший некогда весьма покорный, принесла ли она пользу России? Я думаю, что если более 50 лет протекшего времени в испытаниях силы доселе не победили строптивый дух сего народа, то небесполезно, кажется, было бы испытать действия благотворения, которое мягчит самые жестокие сердца»[41].

Видно, что Тормасов высказывается вполне благоприятно атажукинскому представлению. Вспомним, что именно Тормасов полагал целесообразным поставить Измаил-бея владельцем («восстановить» его владельчество) Бабуковского аула в Пятигорье. Хотя и не поставил – Булгаков, кстати, возражал.

Надо отметить, что высочайшее разрешение на отправление в Петербург кабардинской делегации (о желании кабардинцев её отправить сообщал Тормасов в рапорте от 16 июля) было сообщено Булгакову сразу после его экспедиции военным министром. «Формирование состава делегации взял на себя генерал Булгаков, однако выполнить эту миссию он не смог и попытался в своем рапорте от 19 ноября 1810 года возложить вину за неудачу на Измаила Атажукина.[42] Однако к этому времени на Кавказ уже прибыл Вердеревский. 10 ноября в Прохладной он встречается с князьями Биярасланом Касаевым, Таушино Айдемировым (не кабардинский владелец? Ранее в том же году он был среди арестованных в Георгиевске, куда поехал, видимо, по вызову Булгакова или послом от Каспулата Кильчукина к Дельпоццо (в Прохладную?), передавать «поклоны и объявление войны России», как следует из рапорта Дельпоццо Булгакову об отказе Кучука Джанхотова «явиться» в Георгиевск[43]), Темирбулатом Мисостовым. Не знаю как последний, Касаев есть среди подписавших вышеприведенное прошение. Вердеревский через них довел кабардинцам, что прислан Государем Императором чтобы «вникнуть во все подробности здешнего края и всякому угнетенному, чувствующему обиды и притеснения, оказать должную справедливость и удовлетворение, сделав свое о том донесение Государю Императору, почему он и желает видеть самых почтеннейших из владельцев и узденей, от которых готов принять просьбы, будь они таковые имеют, назначив срок быть собранию 12-го числа сего месяца»[44].

«По материалам ревизии Кавказской губернии, подготовленным Вердеревским, генерал Булгаков за казнокрадство и взяточничество, а также за превышение власти и многие другие злоупотребления был снят с должности командира 19-й пехотной дивизии и начальника Кавказской линии» спустя несколько лет эту «спаренную» должность недолго занимал Дельпоццо.

Вернемся немного назад. С.Бейтуганов в Кабарда и Ермолов», ссылаясь на работу Р.У.Туганова 1972 года, приводит следующие цитаты (из русских донесений?) Измаил-бея на «всенародном собрании» 1805 года: «Остановитесь, несчастные народы, войдите в себя, размыслите, сочтите, что вы можете противу сильнейших, предварите общую погибель, посоветуйтесь при теперешнем собрании и сделайте без отлагательства всеобщее постановление, как отвратить опасность, нам угрожающую». «Я первый клянусь Кораном, что все, что вами для блага нашего народа постановлено будет, обязуюсь защищать, не щадя крови и жизни моей, противу злонамеренных, нарушающих общее наше спокойствие». «…Твердо помните, что не только целый народ, но и даже одна семья без хорошего начальника оскудеет и исчезнет». Мы явно имеем дело с пересказом, вопрос, насколько вольным. На том ли всенародном собрании или еще как-то, но в 1805-1806 г.г. всенародным уалием Кабарды стал Кучук Джанхотов, а не Измаил Атажукин. При том, что есть в русских архивах указания на то, что Джанхотов тайно списывался еще с шейхом Мансуром обещая ему поддержку[45]. С.Бейтуганов в целом делает вывод, что Кучук осознавал гибельность противостояния России и потому всячески маневрировал, пытаясь сохранять Кабарду. Но интересен вопрос о его идейных расхождениях с Измаилом. Кстати, перед Кучуком валием был старый соратник Аажукина Атажука Хамурзин, абадзехский воспитанник, умерший к 1806 году (вот и прояснилась его судьба, он и в 1802 году в Кабарде был, судя по письму Цицианова ему, Росламбеку Мисостову и Кучуку Джанхотову, старшему Джембулатовой фамилии). Как свидетельствует сообщение Дельпоццо Гудовичу от 21 марта 1807 года, Кучук был в неприязненных отношениях с Мисостовой и Атажукиной фамилиями (и это было фамильное)[46].  В 1808 году (предположительно) появляется «Письмо кабардинских эфенди к генерал-майору Дельпоццо», просящее выслать Измаила, «яко кабардинца», в суд для решения имеющейся между ним и Кучуком претензии (которая остается неясной)[47].

В 1809 году, как полагает С.Бейтуганов на не совсем мне понятных основаниях, в Кабарде была предпринята попытка создать единоначалие, более сильное чем власть выборного князя-валия. Но в итоге начавшегося 1 июля 1809 года на Баксане всеобщего собрания были выбраны два валия – Кучук Джанхотов и глава антироссийской партии (?) Атажуко Атажукин, не отказавшийся от намерения нападения на линию (из-за жестокой чумной блокады видимо) но умерший 25 сентября[48]. По мнению Бейтуганова, игнорирование собранием малочисленной, но знатной фамилии Мисостовых (возможно, считает Бейтуганов, благодаря Измаилу Атажукину, враждовавшего фамильно с Росламбеком Мисостовым), Росламбек подается к Каспулату Кильчукину, пошедшему на контакт с Персией и поддерживаемым ей грузинским царевичем Александром, своим зятем, против России.

Во время экспедиции Булгакова Измаил Атажукин был видимо в Георгиевске (чтобы выезжать оттуда ему требовалось особое разрешение командующего линией), но после неё его тема вроде бы пошла в гору.

Вернемся к ней.

«Генерал-лейтенант Мусин-Пушкин, которому Булгаков сдал дела, подготовку и формирование депутации» к императору «поручил самим кабардинцам»[49]. Депутация, согласно указаниям из Петербурга, должна была включать трех от Большой и двух от Малой Кабарды. От Атажукиных в неё включили узденя Гетагажа Куденетова. Измаил-бей, как считают историки, принял деятельное участие в составлении прошения императору и был среди его подписавших, наравне со всеми владетельными князьями Кабарды (а также узденями и эфендиями, всё тот же принцип). Подписано оно было в Кабарде 28 февраля 1811, а в конце марта делегация была уже в пути. 15 января командующим на Кавказе стал Ртищев.

«всего кабардинского общества всеподданнейшее прошение

Со вступления Казани и Астрахани в подданство империи всероссийской преданность кабардинского народа к престолу всероссийскому сделалась известною всему свету. Известно также все монаршее благоволение и милости, какими пользовались предки наши от покойных прародителей вашего императорского величества, кабардинский народ особливо прославился тем, в Дагестане что знаменитый завоеватель Казани и Астрахани царь Иоанн Васильевич удостоил принять в супружество свое дочь кабардинского Тимурка бека, именовавшуюся Мариею. Мы, како сами подданные, старались в прошедших временах таковыми ж сделать и других даестанцев (может, горцы имеются в виду? Это ж перевод), обитающих в отдаленных от нас местах, привлекая их в свое подданство, что делали, чувствуя всю цену монарших к нам милостей…» дальше о посольстве Татарханова и Садакова и «данном соизволении», «…и хотя мы исполняем долг наш и верность, но находящиеся близ нас военные начальники российские не соблюдают дарованных нам преимуществ и, сменяясь в скором времени один за другим, не уважают того высочайшего соизволения. И каждый из них поступает с нами по собственной своей воле, что вверяю непросвещенный народ в великий страх и замешательство, однако же не тех мыслях, чтобы нарушить верность и усердие предков своих всепросветлейшему державнейшему и всемилостивейшему государю своему императору, но для восстановления тех преимуществ по обыкновению нашему и для возобновления дарованного нам высо[50]чайшего соизволения».

Делегацию в Петербурге приняли без укоров, одарили денежными подарками и чинами. Но произошло это в январе 1812 года (?). Александром 1 дарована была «Грамота кабардинскому народу». Постепенно карантинный режим был смягчен, появилась торговля, начальство Ртищева вникало и шло навстречу. В Кабарде закрепился валиет Кучука Джанхотова. Однако это видимо не значит, что состоялось умиротворение. Но уже к 1812 году, видимо, Измаил-бея не было в живых – убили (?).